Школа А.И.Бороздина в Новосибирске

[Вы должны быть зарегистрированы и подключены, чтобы видеть эту ссылку]
Здесь фильм об этой школе.
Тему эту я продолжу, мне очень нравится, как с детьми работают в этой школе. Я сама однажды присутствовала на семинаре Алексея Ивановича Бороздина. Было это много лет назад в нашем городе. Собственно, с этого семинара и началось объединение родителей детей-аутистов.
Оля, может быть ты расскажешь о своём опыте?

Я с сыном отзанималась в его школе в 2003-2004 уч.году. В этой школе занятия ведут педагоги-энтузиасты, молодые и способные. Во главе коллектива стоит Алексей Иванович - музыкальный педагог со стажем. В то время занятия были бесплатные, школа финансировалась из бюджета г.Новосибирска. Воспоминания о занятиях только хорошие. Педагоги просто выкладываются на этих занятиях. Моему сыну было в то время 7 лет, но в школьную группу мы не попали. Занятия у нас были три раза в неделю по три предмета: рисование, музыка и общеразвивающий предмет (здесь могло быть все, что угодно). Я думаю, что эта школа дала нам очень много. Ребятишки в этой школе были со всей страны. Там я познакомилась с девушкой из Владивостока Светой Пилюгиной и ее 4-х летним сыном Ромой. С ней вместе мы перевели "Книгу Я" И.Ловааса (она сейчас выложена во всех интернет-библиотеках), которую мне прислала из Америки мама ребенка-аутиста Елена (она первая открыла сайт по аутизму).

Нашла случайно. Узнаёте, кто это пишет? [Вы должны быть зарегистрированы и подключены, чтобы видеть эту ссылку]


Рассказывает В. В. Г., кемеровский инженер:
— Болезнь у нашего сына обнаружилась ко второму-третьему году жизни. Участковый психиатор довольно долго, с полгода, исследовала его, а потом сообщила нам, что наш ребенок неизлечимо болен. Мы увидели, что она потеряла к нему всякий интерес, как к совершенно бесперспективному больному. Мы же, несмотря ни на что, решили повезти его в Москву, чтобы показать светилам отечественной психиатрии (разумеется, предварительно у себя, в Кемерово, мы прошли врачей всех уровней вплоть до профессоров и заведующих кафедрами медицинского института). Все они говорили приблизительно одно и то же: “Конечно, вы родители и имеете право обращаться за помощью куда угодно, но, поверьте нашему опыту, это совершенно бесполезно. Не мучайте без толку ни себя, ни больного сына.” И все-таки мы поехали в Москву в головной институт психиатрии. Без направления там не принимают, а получить это направление было весьма непросто: периферийные медицинские светила очень ревностно относятся к своему престижу и неохотно расписываются в беспомощности, даже если она и очевидна. Но мы это направление все-таки тогда добыли.
В Москве мы очень удачно попали к нужному специалисту: профессору по детской психиатрии. Узнав, откуда мы приехали, эта врач уделила нам много времени и внимания, и от нее мы впервые услышали, что наш ребенок может быть перспективным в смысле абилитации, но только в случае большой удачи и огромного, подвижнического труда. Тогда же она сформулировала нашу главную задачу: “собрать личность” нашего ребенка. Теперь-то мы знаем, что именно этим и занимаются в Школе Бороздина, но тогда нас поразила ясность и точность цели. Врач дала нам подробные советы, как работать с ребенком и как вести себя с ним дальше, с чем мы и отбыли к себе в Кемерово. Мы точно и неукоснительно следовали этим советам, но результатов не достигли.
После этого вся наша жизнь была сплошным поиском: мы сами, наши друзья и знакомые, словом, все искали хоть какую-то информацию, которая могла бы нам помочь. Все шло в дело: заметки в газетах и журналах, радио и телепередачи, встречи с разными людьми и даже слухи. Постепенно у меня выработалось особенное чутье: прочитав заметку или поговорив с человеком, я сразу же понимал, будет нам от этого польза или нет.
За это время нам дважды приходилось класть нашего сына в стационар (в психбольницу), когда состояние его особенно ухудшалось. Я приходил туда проведывать его, поначалу мне даже не хотели его показывать, но я настаивал и в конце концов мне сына показывали. Каждый раз я видел совершенного “зомби” с потухшим взглядом и понимал, что его там попросту накачивали лекарствами, “успокаивали”, лишая последнего, что было у него, эмоциональности. А потом мне там попросту порекомендовали сдать его в дом инвалидов. Я понял, что психбольница — это не выход.
И вот через своих знакомых я случайно познакомился с новосибирским врачом-психотерапевтом Александром Арсеньевичем Арсеньевым. Подробно расспросив меня о болезни сына, он рассказал мне, что в Новосибирске, в Академгородке, есть Школа Бороздина. И дал мне две видеокассеты с записью телепередачи “Ни на ком нельзя ставить крест”, где подробно рассказывалось об этой Школе. Когда я увидел занятия педагогов Школы, детей, с которыми они работают, я сразу понял: это то, что нужно нам, это верное направление.
Мы поехали в Новосибирск (А. А. Арсеньев взял на себя труд договориться с А. И. Бороздиным о нашем визите) и там сразу же случилось чудо: мой Вова стал разговаривать с посторонним человеком, чего прежде не делал никогда (отдельными словами, жестами, но стал общаться!). Как и следовало ожидать, мест в Школе не было (с каждым учеником педагог занимается там индивидуально), а потому Алексей Иванович Бороздин дал нам советы и порекомендовал попробовать создать в Кемерово аналогичный центр. А через два месяца вдруг телефонный звонок из Новосибирска: освободилось место, и нас на полтора месяца пригласили попробовать поучиться в Школе Бороздина. “Ладно”, — подумал я, — “пусть хоть полтора месяца, а там видно будет”. И мы начали ездить в Новосибирск. А через полтора месяца выяснилось, что учителям и самим не так-то просто обойтись без ребенка, который стал их учеником: они теперь и сами не могут без него. И вот уже два года каждое воскресенье мы ездим сюда. Сегодня приехали в сорок шестой раз. И за все время пропустили только два занятия (однажды сломалась машина, в другой раз сын сильно заболел гриппом)....

...Рассказывает В. В. Г.:
— Первые сдвиги в поведении сына мы увидели уже через три-четыре занятия, правда, видны пока они были только нам. Самое главное: у ребенка появилась в жизни большая радость. Прежде никто из посторонних с ним никогда так не обращался. И он это сразу почувствовал — он вообще все чувствует очень тонко. Ведь основное, что он имеет в жизни — эмоции. Вскоре поездки в Новосибирск стали для него смыслом жизни. По мере приближения к воскресенью (именно в этот день мы ездим в Школу Бороздина) возбуждение в нем нарастает все сильнее, а в субботу иногда бывают даже нервные срывы, когда ожидание становится нестерпимым. Мы понимаем, что это нормально, и стараемся в этот день дать ему самый полный отдых. Кстати, и на другой день после поездки, в понедельник, он тоже только отдыхает. Мы стали вести дневник, в котором записываем наши впечатления, а после десятого, двадцатого и т.д. уроков записываем беседу с сыном на видеокассету с тем, чтобы потом можно было анализировать динамику его поведения.
Вскоре у нашего сына появился интерес к музыке и рисованию. Он стал остро чувствовать цвет. Прежде он тоже любил рисовать, но рисовал одним цветом (какой карандаш или шариковую ручку возьмет, тем и рисовал) и почти всегда одно и то же: машину или трамвай. А теперь вдруг начал рисовать природу, причем использовал разные краски и цветные карандаши (правда, поначалу карандаш или кисточку он держал не пальцами, а всем кулаком). Он стал лучше говорить: не отдельными словами, как прежде, а предложениями, пусть пока что и примитивными. По дороге он начал обращать внимание на цвет предметов, мимо которых мы проезжали. Самое смешное, что и мы сами вслед за ним стали обращать на это внимание: небо — голубое, набухшие весенние веточки — бордовые. Выходит, мир открывался не только ему, но и нам. Мы сообщали сыну об этом, и он радовался вместе с нами.
Наступили летние каникулы. Мы оставались дома, но сын по инерции продолжал развиваться. Поначалу очень трудно было объяснить ему, почему мы перестали ездить в Новосибирск, но как-то мы все-таки сумели это сделать. Зато когда мы после каникул поехали туда снова — это был настоящий праздник.
А ко второму году наших занятий произошел большой скачок: Алексей Иванович познакомил нашего сына с нотами. И сын очень быстро усвоил соответствие: нотный значок — клавиша, пианино — звук. К этому времени они уже перепели с ним все песенки, и мы с интересом наблюдали: а что же будет дальше, в какую сторону они пойдут. Когда наш сын первый раз по нотам сыграл одним пальцем примитивную песенку “Прилетели две тетери, поклевали — улетели” — это был настоящий успех. А Алексей Иванович все продолжал усложнять занятия и вел их, как нам казалось, на самом пределе возможностей нашего сына. И тем самым расширял их. Вскоре он сказал нам: “Все, мои дорогие, ваш сын дозрел до систематических занятий музыкой. Ищите ему учителя музыки в Кемерово.” И вот теперь мы начали по-настоящему учиться музыке.
Отъезд нашего учителя рисования Владимира Александровича Баранова на учебу был для нас поначалу большим ударом. Конечно, пришедшая ему на замену Жанна Леонидовна не могла так здорово научить нашего сына чувствовать цвет и линию (все-таки Владимир Александрович — профессиональный художник и иконописец), но зато она стала решать с ним простейшие задачи по арифметике на сложение и умножение, рассматривать географические карты, атласы и глобус. И у нашего сына открылась буквально жажда образования. А тут как-то раз к нам домой зашла женщина, наш участковый психиатр. Мы показали ей тетрадки сына, его рисунки, она подробно побеседовала с ним и просто сказала: “Знаете, а вам нужно отдавать его в школу”. Для нас это было просто откровением. Мы прошли специальную медкомиссию и получили направление во вспомогательную школу. Прежде, еще до того, как мы начали ездить в Школу Бороздина, мы пытались учить его дома. Но из этого ничего не вышло. Он просто не мог усидеть за столом даже нескольких минут, начинал драться, кусаться и т. д. Словом, домашнее образование пришлось бросить. А тут вдруг — школа! Когда его спросили: “Вова, ты хочешь ходить в школу?”. Он ответил: “Да”, — но было видно, что его при этом что-то сильно беспокоит. Я сразу понял: он боится, что мы перестанем ездить в Новосибирск, в Школу Бороздина. Я тогда успокоил его: “Ты будешь ходить в школу, а по воскресеньям мы все равно будем ездить к Алексею Ивановичу.” И тогда он просиял.
И вот теперь мы четыре раза в неделю ходим в школу (в понедельник и в субботу, как я уже говорил, мы отдыхаем). Конечно, ему там трудно, но он прилежно сидит на уроках и даже в меру своих сил учится. В школу ему ходить хочется: еще бы, ведь он почти двенадцать лет просидел в клетке. Говорит он пока неважно, словарный запас его маловат, но что удивительно, примеры по арифметике он решает лучше всех в классе и, как ни странно, почти без ошибок пишет под диктовку. Домашние уроки мы делаем с ним вместе, но если есть хоть малейшая возможность дать ему поработать самостоятельно, мы стараемся ему ее предоставить...

...Рассказывает В. В. Г.:
— Как то к нам в Кемерово приехали педагоги Школы Бороздина: сам Алексей Иванович, а с ним Владимир Александрович Баранов и Владимир Алексеевич Лебедев для того, чтобы провести здесь показательные уроки. Их пригласили на местное телевидение, а вместе с ними и меня, чтобы рассказать о работе Школы. К тому времени мы с сыном уже полгода по воскресеньям ездили в Новосибирск. Если бы такое предложение мне сделали полгода назад, я бы наотрез отказался, а вот теперь, не раздумывая, согласился. Потому что отчетливо понимал свою миссию: моя информация дополнит и сделает конкретными их рассказы. Я понимал, что теперь молчать я не могу. Потому что таких детей, как мой Вова, к сожалению, довольно много. И их родителям наш опыт жизненно необходим. Прежде я даже, бывало, стеснялся выходить со своим сыном на улицу, ведь он мог повести себя как угодно: начать прыгать, кричать, махать руками, пускать пузыри. Мне казалось, что все будут обращать на нас внимание, жалеть нас, считая нашу семью несчастной и ущербной. А сейчас я этого совершенно не стесняюсь: это мой сын, мы делаем все, чтобы сделать из него обычного, нормального человека, и нам не в чем себя упрекать. Вот и тогда на телевидении мне было очень легко говорить о Школе Бороздина, о своем сыне, о всей семье, о нашей непростой, но достойной жизни. Потому что я отчетливо понимаю: мы выздоравливаем. Как выздоравливает всякое общество, которое перестает стыдиться своих инвалидов.
И кроме того, у нас появилась еще одна большая цель: попытаться и здесь, в Кемерово, создать абилитационную школу для таких детей, как мой сын. Это очень непростая задача, но теперь мы верим, что и ее со временем нам удастся решить. Как ежедневно и ежечасно решаем мы задачу по возвращению нашего сына к нормальной человеческой жизни.
На пятилетнем юбилее Школы Бороздина В. В. Г., выступая от имени всех родителей, сказал:
Я заметил такую закономерность: если в зале собирается тридцать человек, то хотя бы один из них имеет серьезную проблему со своим ребенком. Вот масштаб той проблемы, за которую взялись педагоги Школы Бороздина. Я со всей ответственностью могу сказать, что с этой проблемой они справились, поскольку принципиальное решение найдено. То, что делают в Школе Бороздина и то, как они это делают, не умеют пока делать нигде в нашей стране. В эту Школу берут детишек с любыми диагнозами, тех, от кого отказались все: врачи, педагоги, дефектологи. Тех, у кого в медицинской карточке записано: “необучаем”, “неразвиваем” и т.п. Причем лечением детей тут дело не ограничивается, поскольку все, кто попадает в сферу деятельности Алексея Ивановича и его единомышленников, меняются. И меняются к лучшему. Меняются не только дети, но и учителя и педагоги, приезжающие перенимать их опыт, меняются администраторы и чиновники, врачи и социальные работники. Меняемся, конечно же и мы, родители. Мы тоже начинаем “выздоравливать” вместе с нашими детьми: распрямляемся, расправляем плечи, учимся по-новому любить своих детей, вообще начинаем понимать, что такое настоящая любовь к ближнему. Мы начинаем любить спокойно, смело, достойно, как и подобает нормальным людям.
Алексей Иванович и его сподвижники не просто талантливые педагоги, но уникальные, грандиозные, бескорыстные люди (мало кто верит, что занятия у них в Школе совершенно бесплатные), вполне состоявшиеся в этой жизни. Я не люблю разговоров о доброте, с этим у нас сейчас даже, пожалуй, перебор. На словах, а не на деле, к сожалению. Но то добро, которое делают эти люди, симпатично, обаятельно и полноценно. Общение с ними дает нам и нашим детям особую радость, потому что когда видишь их энергию, жизнерадостность, интеллект, великолепный юмор, понимаешь, какое огромное душевное здоровье сосредоточено в этих людях, что особенно заметно на фоне нашего нездорового общества. В Библии сказано (не поручусь за точность цитаты, но смысл передаю точно): “Спасись сам, и вокруг тебя спасутся тысячи.” А поэтому я, насколько у меня достанет сил, буду помогать им в их благородном деле.

Храни вас Господь, Алексей Иванович! Вас и все ваших сподвижников.

Ну и где этот кемеровский инженер - В.В.Г?

Мы с Андреем были в школе Бороздина в августе пошлого года на консультации. Я никогда не смогу забыть этих золотых педагогов. Алексею Ивановичу низкий поклон. Человек просто создан из добра и для добра. Нас встретили. Три дня консультировали выкладываясь на 200%. С моим ребенком в первый же день за 20 минут был установлен контакт. А дальше мой Андрюха выполнял все, что ему скажут. Забыл про аутизм напрочь. Бороздин много дал советов. А главное сказал, что ребенок у меня перспективный и с ним можно работать и нужно работать. Посоветовал относиться к нему как к здоровому. Мы приехали от них счастливые. Я прямо на душевном подъеме приехала домой. Сказали-"обращайтесь", - всегда подскажем и поможем. Ребята! Это государственный центр. Ни копейки не взяли. Я просто конфеты им на прощание подарила из благодарности. А главное я поверила в свои силы и в своего ребенка. Мне больше никто не докажет, что мой Андрюшка безнадежен. Знаю. Что я всегда смогу связаться по электронной почте с центром Бороздина и мне дадут хороший совет.

Алла, с августа прошло много времени, как сейчас дела? Как Вы попали на консультацию, по знакомству? Я им на сайт писала ещё в прошлом году, но ответа не последовало (((

Я бываю в Академгородке. Сама нашла школу Бороздина. Но по совету одной мамы. Пришла туда. Познакомилась с завучем. Представилась. Сказала, что хочу. Нас записали. В нужный день мы приехали. И все. Квартиру , где остановились я сняла на двое суток. Работали педагоги с ребенком в моем присутствии. Меня учили работать с ним. Я все записала на диск. В общем работали с нами двумя. А на третий день я сдавала педагогам типа экзамена. Как я буду работать со своим ребенком дома, одна. Мы рисовали, лепили, танцевали. Вместе играли. Показали, что при правильном подходе ребенок даже тяжелый способен на многое. Увидев это воочию, я просто стараюсь сама с Андрюшкой заниматься. У меня стало получаться. взаимопонимание выросло. Он лучше стал вести себя . Мне стало проще с ним. Я меньше устаю. И мне нравится заниматься со своим ребенком.
В этой школе много взято из АВА. Но и что-то свое есть. К примеру там педагоги могут вместе с ребенком кричать, лазить по полу, корчить рожицы. Со стороны смотреть на это смешно и непривычно. Но педагоги работая с ребенком почти не сидят. По крайней мере по началу. Андрюха у меня был удивлен, понял, что бесполезно кричать. Его перекричат и перебегают. И с удовольствием без каприз дальше сам. Я сама была удивлена. До сих пор под впечатлением.

Алла, а может быть нам собраться и вместе посмотреть эти уроки? Вы как-то говорили, что это можно сделать. Я думаю, это будет полезно для родителей. Или выложите эти занятия куда-нибудь в закрытый раздел, чтобы желающие посмотрели.